Не нужно грустить, господа офицеры
- Ах, ну почему наши дела так унылы?
Как вольно дышать мы бы с тобою могли!
Но где-то опять некие грозные силы
Бьют по небесам из артиллерии Земли.
- Да. Может и так, но торопиться не надо.
Что ни говори, небо не ранишь мечом.
Как ни голосит, как ни ревет кононада,
Тут, сколько ни бей, все небесам нипочем.
- Ах, я бы не клял этот удел окаянный,
Но ты посмотри, как выезжает на плац
Он, наш командир, наш генерал безымянный,
Ах, этот палач, этот подлец и паяц!
- Брось, он ни похвалы, ни хулы не достоин,
Да, он на коне, только не стоить спешить.
Он не Бонапарт, он даже вовсе не воин,
Он лишь человек, что же он волен решить?
- Но вот и опять слез наших ветер не вытер -
Мы побеждены, мой одинокий трубач.
Ты ж невозмутим, ты горделив, как Юпитер.
Что тешит тебя в этом дыму неудач?
- Я здесь никакой неудачи не вижу,
Будь хоть трубачем, хоть генералом зовись.
Я ни от чего, ни от кого не завишу.
Встань, делай как я - ни от чего не завись!
И что бы ни плел, куда бы ни вел воевода,
Жди, сколько воды, сколько беды утечет.
Знай, все победят только лишь Честь и Свобода!
Да, только они, все остальное не в счет!
М. Щербаков
На окраине, где-то в городе,
Я в рабочей семье родилась,
Лет шестнадцати, горе мыкая,
На кирпичный завод нанялась.
Было трудно мне время первое,
Но потом, проработавши год,
За веселый гул, за кирпичики
Полюбила я этот завод.
На заводе том Сеньку встретила.
И с тех пор, как заслышу гудок,
Руки вымою и бегу к нему
В мастерскую, накинув платок.
Но, как водится, безработица
По заводу ударила вдруг.
Сенька вылетел, а за ним и я,
И еще двести семьдесят душ.
Тут война пошла буржуазная,
Озверел, обозлился народ,
И по винтику, по кирпичику
Разобрали весь этот завод.
После вольного счастья Смольного
Развернулась рабочая грудь.
И решили мы вместе с Сенькою
На кирпичный завод заглянуть.
Там нашла я вновь счастье старое,
На ремонт поистративши год,
И по камешку, по кирпичику
Собирали мы этот завод...
¾
/Hm/%/F7#/%
/F#/%/Hm/%
/Em/Em6/Hm/%/
/F#/%/Hm/%/
Любо, братцы, любо...
Как на грозный Терек
Выгнали казаки,
Выгнали казаки
Сорок тысяч лошадей.
И покрылось поле,
И покрылся берег
Сотнями порубленных, пострелянных людей.
Припев: Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить.
С нашим атаманом не приходится тужить.
Атаман наш знает,
Кого выбирает.
— Эскадрон по коням! — да оставили меня.
И осталась воля,
Да казачья доля,
Мне досталась пыльная горючая земля.
Припев
А первая пуля,
А первая пуля,
А первая пуля в ногу ранила коня.
А вторая пуля,
А вторая пуля,
А вторая пуля в сердце ранила меня.
Припев
Жинка погорюет —
Выйдет за другого,
За мово товарища, забудет про меня.
Жалко только волюшки
Во широком полюшке,
Жалко сабли вострой да буланого коня.4/4 /AmDm7/G7C/G/CE7/
AmF/GC/G/CE7/
AmF/GC/G/CE7/ 2 раза (Припев)
Ночь надвигается,
Фонарь качается,
Фонарь качается в ночную мглу.
А я, несчастная,
Торговка частная,
Стою и бублики здесь продаю.
Припев: Купите бублики, горячи бублики,
Купите бублики да поскорей.
За эти бублики
Платите рублики,
Что для республики
Всего милей.
Отец мой пьяница
За рюмкой тянется.
А мать — уборщица, какой позор.
Сестра гулящая,
Тварь настоящая,
А братик маленький — карманный вор.
Припев: Купите бублики, горячи бублики,
Купите бублики да поскорей.
Меня, несчастную,
Торговку частную,
Да в ночь ненастную
Ты пожалей.
Инспектор с папкою
Да с толстой палкою
Все собирается забрать патент.
Но я одесская,
Я всем известная
И без патента все продам в момент.
/Am/%/C/E7/
Am/C/Dm6 E/Am/
Саяны
Раз в московском кабаке сидели,
Пашка Лавренев туда попал.
И когда порядком окосели,
Он нас на Саян завербовал.
Припев: В края далекие, гольцы высокие,
На тропы те, где дохнут рысаки.
Без вин, без курева,
Житья культурного...
Почто забрал, начальник, отпусти.
Нам авансы крупные вручили,
Пожелали доброго пути.
В самолет с поллитрой посадили
И сказали: — Черт с тобой, лети.
Припев
За неделю выпили всю водку,
Наступил голодный рацион.
И тогда вливать мы стали в глотку
Керосин, бензин, одеколон.
Припев: Края сердитые, сидим небритые,
Сидим в палатке грязной и сырой
Без вин, без курева,
Житья культурного,
Так далеки от женщин и пивной.
В нашей жизни серо-бестолковой
Часто просто нечего терять.
Жизнь прошита ниткою суровой,
А в конце сургучная печать.
Припев:
И ходим пьяные
Через Саяны мы,
По тропам тем, где гибнут рысаки,
Без вин, без курева,
Житья культурного...
Почто забрал, начальник, отпусти.
Коричневая пуговка валялась на дороге.
Никто не замечал ее в коричневой пыли,
А рядом по дороге прошли босые ноги,
Босые, загорелые протопали, прошли.
Ребята шли гурьбою по западной дороге,
Алешка шел последним и больше всех пылил.
Случайно иль нарочно, того не знаю точно,
На пуговку Алешка ногою наступил,
— А пуговка не наша, — сказали все ребята, —
И буквы не по-русски написаны на ней!
К начальнику заставы бегут, бегут ребята,
К начальнику заставы скорей, скорей, скорей!
— Рассказывайте точно, — сказал начальник строго,
И карту он зеленую перед собой раскрыл. —
— Среди какой деревни и на какой дороге
На пуговку Алешка ногою наступил?
Четыре дня скакали бойцы по всем дорогам,
Четыре дня скакали, забыв еду и сон,
На пятый повстречали седого незнакомца
И строго оглядели его со всех сторон.
А пуговки-то нету у левого кармана
И сшиты не по-русски широкие штаны,
А в глубине кармана — патроны для нагана
И карта укреплений советской стороны.
И так шпион был пойман у самой у границы.
Границу охраняет наш молодой расчет.
В Алешкиной коллекции та пуговка хранится,
За маленькую пуговку — ему большой почет!
Мы сами копали могилу себе
Под частым разрывом гремучих гранат
Отряд коммунаров сражался,
Под натиском белых наемных солдат
В расправу жестоку попался.
Навстречу им вышел седой генерал.
Он суд объявил беспощадный,
И всех коммунаров он сам предавал
Смертельной мучительной казни.
Мы сами копали могилу себе.
Готова глубокая яма.
Пред ней мы стояли на самом краю:
— Стреляйте вернее и прямо!
А вы что стоите, сомкнувши ряды,
К убийству готовые братья,
Пускай мы погибнем от вашей руки,
Но мы не пошлем вам проклятья!
В ответ усмехнулся палач-генерал:
— Спасибо за вашу работу.
Вы землю просили — я землю вам дал,
А волю на небе найдете!
— Не смейся над нами, коварный старик,
Нам выпала тяжкая доля,
На выстрелы ваши ответит наш клич:
«Земля и народная воля!»
Не нужно грустить, господа офицеры,
Что мы потеряли, ничем не вернуть.
Нет с нами отечества, нет с нами веры,
И кровью отмечен весь пройденный путь.
Вот мы неприятелем к Дону прижаты,
За нами остались полоски земли.
Пылают станицы, деревья и хаты,
Но все же чего-то поджечь не смогли.
Разбейте, поручик, стакан с самогоном,
Ведь вы не найдете спасенья в вине.
Все знают: командовать вам эскадроном,
Чему удивляться, ведь вы на войне.
И вы, есаул, не тянитесь к бутылке,
Юнцам подавая дурацкий пример.
Я знаю, что ваши родные в Бутырке,
Но вы не мальчишка, а вы офицер.
По нашим следам смерть за смертью несется.
Спасибо, друзья, что я здесь не один.
И мне вместе с вами погибнуть придется,
Поскольку я русский, и я дворянин.
Я черная моль, я летучая мышь
Не смотрите вы так сквозь прищуренный глаз,
Джентльмены, бароны и леди.
Я за двадцать минут опьянеть не смогла
От бокала холодного бренди.
Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Приют эмигрантов — свободный Париж!
Мой отец в октябре убежать не сумел,
Но для белых он сделал немало.
Срок пришел, и холодное слово «расстрел» —
Прозвучал приговор трибунала.
И вот, я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера,
Приют эмигрантов — свободный Париж!
Я сказала полковнику: — Нате, возьмите!
Не донской же «валютой» за это платить,
Вы мне франками, сэр, за любовь заплатите,
А все остальное — дорожная пыль.
И вот, я проститутка, я фея из бара,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Приют эмигрантов — свободный Париж!
Только лишь иногда под порыв дикой страсти
Вспоминаю Одессы родимую пыль,
И тогда я плюю в их слюнявые пасти!
А все остальное — печальная быль.
Ведь я институтка, я дочь камергера,
Я черная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины — моя атмосфера.
Приют эмигрантов — свободный Париж!
Цыц вы, шкеты, под вагоном,
Враз кондуктор снимет вас.
Видно, брат, по рожам черным:
Едем к морю сквозь Донбасс.
Впереди в вагоне мягком
Едет с дочкою нэпман.
Вот бы нам на полустанке
Поживиться малость там.
Припев: Свисток!
Эй, браток, крой на ось!
И опять нас повез паровоз.
Мы без дома, без гнезда,
Шатья беспризорная.
Эх, ты, жизнь, ах, судьба ты моя,
Словно карта черная.
Глянь-ка, Ванька, за вагоном
С медным чайником идут.
С беспризорною братвою
Поделись, рабочий люд.
— Ты опять пришел к окошку,
Будешь клянчить пятачок.
— Дай хоть курева немножко,
Фу ты, жадина-сморчок!
Припев
Мы играем без игрушек.
Дашь — так живо подберем.
Мы из собранных полушек
Черной картой банк метем.
— Ну и грязный ты, мальчишка,
Лишь блестят одни глаза!
— Едешь ты в самом вагоне,
А я на оси колеса.
Припев
— Дай пятак, не пожалеешь,
Я пошамаю хоть раз.
Ты мою сестренку Вальку
Мне напомнила сейчас.
Точь вот в точь твой голос звонкий,
И глаза совсем твои...
— Ну, а где твоя сестренка?
— Скорый поезд задавил...
— Ну, а мамка где? — Не знаю,
Потерял с давнишних пор.
Мамка мне — трава густая,
Батька — ветер да костер...
Припев: Свисток!
Эй, браток, крой на ось.
И опять нас повез паровоз.
Мы без дома, без гнезда,
Шатья беспризорная.
Ах, ты, жизнь, эх, судьба ты моя,
Словно карта черная.
