Am Dm E
На меня надвигается по стене таракан
Am Dm G C
ну и пусть надвигается у меня есть капкан
A7 Dm G C
Нажимаю на кнопочку таракан в западне
Am Dm E Am
Можно выпить и стопочку можно выпить и две
На меня надвигается по дороге камаз
НУ И пусть надвигается у меня есть фугас
Нажимаю на кнопочку от камаза клочки
Можно выпить и стопочку можно выпить и три
На меня надвигается сто китайских полков
Ну и пусть надвигается пулемёт мой готов
Нажимаю на кнопочу все китайцы лежат
Можно выпить и стопочку можно выпить и пять
На меня надвигается по стене майский жук
Ну и пусть надвигается я на мине сижу
Нажимаю на кнопочку Майский жук улетел
Можно выпить и стопочку если б я уцелел.
Этот случай был в городе Риме,
Там служил молодой кардинал.
Утром в храме махал он кадилом,
А по ночам на гитаре играл.
В Ватикане прошел мелкий дождик,
Кардинал собрался по грибы,
Вот подходит он к римскому папе:
- Папа, папа, ты мне помоги.
Тут папа быстро с лежанки свалился,
Он узорный надел свой спинжак,
Он чугунною мантией покрылся
И поскорее спустился в бельведер.
И сказал кардиналу тот папа:
- Не ходи в Колизей ты гулять;
Я ведь твой незаконный папаша,
Пожалей хоть свою римскую мать.
Но кардинал не послушался пали
И пошел в Колизей по грибы,
Там он встретил монашку младую,
И забилося сердце в груди.
Кардинал был хорош сам собою,
И монашку сгубил кардинал,
Но недолго он с ей наслаждалси,
В ней под утро сеструху узнал.
Тут порвал кардинал свою рясу,
Об кадило гитарку разбил.
Рано утром ушел с Ватикану
И на фронт добровольцем пошел.
Он за родину честно сражался,
Своей жизни совсем не щадил,
Сделал круглым меня сиротою,
Он папашей и дядей мне был.
И вот теперь я лежу в лазарете,
Оторвало мне мякоть ноги,
Дорогие папаши, мамаши,
Помогите, по возможности, мне.
Дорогие братишки, сестренки,
К вам обращается сраженьев герой,
Вас пятнадцать копеек не устроит,
Для меня же доход трудовой.
Граждане, лучше просить,
Чем грабить и убивать.
Зачем Герасим утопил Муму?
Зачем Герасим утопил Муму?
Зачем Герасим утопил Муму?
Ему все это было ни к чему.
Два кирпича он привязал к Муме.
Два кирпича он привязал к Муме.
Два кирпича он привязал к Муме,
Чтоб лучше ей лежать на дне.
А ведь Мума могла еще пожить.
А ведь Мума могла еще пожить.
А ведь Мума могла еще пожить -
Зачем же Мумочку топить?!
Вот так жестоко поступил с Мумой,
Вот так жестоко поступил с Мумой,
Вот так жестоко поступил с Мумой
Литературный наш герой.
Мы за Герасима стоим стеной,
Мы за Герасима стоим стеной,
Все за Герасима стоим стеной:
Ведь был Герасим - крепостной.
Шла коза в лес за питанием,
Занималась воспитанием:
- Эй, козлята, осторожней, рядом волк.
Волк! Цумба, цумба, цумба, цумба!
Только двери закрываются -
В доме танцы начинаются,
А козлята понимают в танцах толк.
Стучат копыта, стучат копыта,
Козлятам юным неведом страх,
А дверь открыта, а дверь открыта -
И волк в дверях!
Ах! Цумба, цумба, цумба, цумба!
А козлята развлекаются!
Смотрит волк и удивляется.
Волк-бедняга широко разинул пасть,
Пасть! Цумба, цумба, цумба, цумба!
Только что же получается -
В ритме танца волк вращается,
Волку странно: это что же за напасть?
Волчишка серый, ты просто серый
И в наших танцах ни бе, ни ме,
Танцуй быстрее, и мы сумеем помочь тебе.
Бе-е-е! Цумба, цумба, цумба, цумба!
И с тех пор такое водится:
За козой лишь дверь закроется,
Волк приходит. Он козлятам очень рад.
Рад! Цумба, цумба, цумба, цумба!
Молочко он пьет из вазочки.
Вот вам факты, а не сказочки.
Подружились волк и семеро козлят.
У девушки с острова Пасхи
Украли любовника тигры.
Украли любовника
В форме чиновника
И съели в саду под бананом.
С тех пор пролетело три года,
И девушка матерью стала.
Поймали виновника
В форме чиновника
И съели в саду под бананом.
У девушки с острова Пасхи
Родился коричневый мальчик.
Поймали и этого,
Еще не одетого,
И съели в саду под бананом.
Банан запаршивел и выцвел,
И тигры давно облысели,
Но каждую пятницу,
Лишь солнце закатится,
Кого-то жуют под бананом.
На острове Таити
Жил негр Тити-Мити,
Жил негр Тити-Мити,
Был черный, как сапог.
Вставал он утром рано,
Съедал он три банана
И, съевши три банана,
Ложился на песок.
Была у Тити-Мити
Супруга Фиги-Мити,
Супруга Фиги-Мити
И попугай Кеке.
Приехала в Таити
Красавица из Сити,
Красавица из Сити
Мисс Мери Бульбоке.
В красавицу из Сити
Влюбился Тити-Мити,
Влюбился Тити-Мити
И попугай Кеке.
Супруга Фиги-Мити
Решила отомстить им,
Решила отомстить им -
И мужу и Кеке.
В большой аптеке рядом,
Где все с доставкой на дом,
Она купила яду
И спрятала в чулке.
Однажды утром рано
Лежат, как три банана,
Лежат, как три банана,
Три трупа на песке:
Красавица из Сити,
И негр Тити-Мити,
И негр Тити-Мити,
И попугай Кеке.
Расцвела сирень в моем садочке,
Ты пришла в сиреневом платочке.
Ты пришла, и я пришел,
И тебе и мине хорошо.
Я тебя в сиреневом платочке
Целовал в сиреневые щечки.
Тучки шли, и дождик шел,
И мине и тебе хорошо.
Отцвела сирень в моем садочке,
Ты ушла в сиреневом платочке.
Ты ушла, и я ушел,
И тебе и мине хорошо!
Зацвела сирень в садочке снова.
Ты нашла, нашла себе другого.
Ты нашла, и я нашел,
И тебе и мине хорошо.
Я тебе в сиреневом садочке
Помешал с другим дойти до точки.
Ты ушла, и он ушел -
Одному только мне хорошо.
Задумал я мальчишечкой жениться,
Жену себе хорошую нашёл
Она была прекрасна, как птица
И сразу же я с нею в Загс пошёл
Всё хорошо, одно лишь только плохо:
Один глазок стеклянный у ней был
Другим она не видела немного
Я часто её за руку водил.
Во рту у ней зубов как не бывало,
На голове немножечко волос,
Когда она меня поцеловала,
По коже у меня пошёл мороз.
Сидели мы у речки на природе
Сидели мы в двенадцатом часу.
Она прижалась ко мне своей рожей
И пела, ковыряяся в носу.
Так пела, что завыли все собаки
И в доме обвалился потолок.
Хотелось мне без шума и без драки
Схватить её и стукнуть об пенёк.
Одна её нога была короче,
Другая деревянная была.
Я очень часто плакал среди ночи,
Зачем меня мамаша родила 2 раза
А колокольчики – бубенчики ду-ду
А я сегодня на работу не пойду
Пускай работает железная пила
Не для работы меня мама родила
Припев:
Студента не сделаешь прачкой,
Студента не заставишь спину гнуть
Об ящики – да руки пачкать, /
Мы это дело перекурим как–нибудь / 2 раза
А колокольчики – бубенчики ту-ту
А я и завтра на работу не пойду
Пускай работает железный паровоз
Какого чёрта он меня сюда привёз
Припев
А колокольчики – бубенчики ду-ду
А я и вовсе на работу не пойду
Пускай работает энергия гидра
Мы будем водку лопать прямо из ведра
Припев 2 раза
Сам я вятский уроженец,
Много горького видал,
Всю Россию я объехал (с Алехой!),
Даже в Турции бывал.
В Турции народу много,
Турок много — русских нет, русских нет,
И скажу я вам по чести (с Алехой!),
Жил я, словно Магомет.
Много турок покалечил
На дорогах, Боже мой, ах, Боже мой!
Кошельков по триста на день (с Алехой!)
Доставал одной рукой.
Турки думали-гадали,
Догадаться не могли, ах, не могли.
Собрались и всем шалманом (с Алехой!)
К шаху с жалобой пошли.
Шах им дал совет хороший:
— Чтобы были целы кошельки,
Запирайте вы карманы, эх, турки,
На висячие замки.
Но и тут я не промазал,
Нигде промаху не дал, да не дал:
Долото достал большое (с Алехой!),
Долотом замки сшибал.
Сам я вятский уроженец,
Много горького видал,
Всю Россию я объехал (с Алехой!),
Даже в Турцию попал.
Будёный
По полю зноем напоённом
Среди степей и ковылей
Семён Михайлович будёный
Скакал на серой кобыле
Он был во кожанной тужурке
Он был во кожанных штанах
Он пел народну песню «Мурка»
Да со слезами на глазах
На той строке, где эта Мурка
Уже убитая была
Была мокра его тужурка
Навзрыд рыдала кобыла
Упал буль – буль
Упал буль – буль
Упал бульдозер в озеро
И нет буль – буль
И нет буль – буль
И нет буль – буль бульдозера
И нет буль – буль
И нет буль – буль
И нет буль – буль бульдозера
Шанхай
Все «кирпичики», да «кирпичики»!
Почему б не пропеть про Шанхай?
Шанхай-города, главный улица,
Твоя — слушай, моя — не мешай!
Зарабатывай шибко много ей,
Новый шляпа, пальто покупай!
Шанхай-города, главный улица,
Твоя — слушай, моя — не мешай!
А домой придешь поздно вечером —
Жена спросит: — А где твоя был?
— Шанхай-города, главный улица...
Номер дома моя позабыл!
Много праздников разных есть в листах календаря
В нём и первое мая и седьмое ноября
Но из праздников разных самый славный один
Он у них самый главный, он у них господин
С тридцать первого на первое все танцуют и поют
С тридцать первого на первое всем подарки выдают
С тридцать первого на первое каждый чудо как хорош
С тридцать первого на первое все - сплошная молодёжь
Поднимите бокалы, смолкни гул голосов
Над огромной страною бой кремлёвских часов
Так светла и прекрасна ты на свете одна
Дорогая, родная, ты Россия страна
С тридцать первого на первое все танцуют и поют
С тридцать первого на первое всем подарки выдают
С тридцать первого на первое каждый чудо как хорош
С тридцать первого на первое все - сплошная молодёжь
С тридцать первого на первое не задушишь, не убьешь
Одесский учитель танцев
Мадам Кац, подержите Борю,
Видете, ребёнок сам не рад,
Он на полу понаделал море,
Шаг вперёд и два назад.
Что это за новости: сморкаться в занавески?
Это не салфетки, раз, два, три.
Если у вас потекли уже сопли
Подолом соседки нос оботри.
Кавалеры не щипайте дамы
Ниже талии, вам говорят.
А держите ноги ваши прямо,
Шаг вперёд и две шаги назад.
Сонечка, не стройте Моне глазки,
И не оттопыривайте зад,
Вы не на базаре, а на танцеклассе,
Шаг вперёд и две шаги назад.
Кавалеры, приглашайте дамов,
Там где брошка, там перед,
Шаг налево, две шаги направо,
Шаг вперёд и поворот.
Дамы приглашают кавалеров,
Там, где галстук - там перед,
Шаг направо, шаг налево,
Шаг вперёд и поворот.
Расскажу я вам, ребята,
Про душевный мой разлад
И о том, как я когда-то
Неудачно был женат.
Но судьба довольно строго
Отнеслась к моей жене —
Две недели проболела,
Умерла, оставив мне:
Тридцать метров крепдешина,
Пудру, крем, одеколон,
Два бидона керосина,
Ленинградский патефон,
Белой шерсти полушалок,
Фирмы Мозера часы,
Два атласных одеяла
И спортивные трусы.
Солнца свет не замечая,
Шел по парку, как во сне.
Вижу — дева молодая
Улыбнулась будто мне.
Как порядочный мужчина,
Не замедлил к ней подсесть
И, как будто между прочим,
Рассказал, что в доме есть:
Тридцать метров крепдешина,
Пудра, крем, одеколон,
Два бидона керосина,
Ленинградский патефон,
Белой шерсти полушалок,
Фирмы Мозера часы,
Два атласных одеяла
И спортивные трусы.
Дни проходят на работе,
В сердце розы расцвели!
А пришел домой — сказали,
Что ушла, и с ней ушли:
Тридцать метров крепдешина,
Пудра, крем, одеколон,
Два бидона керосина,
Ленинградский патефон,
Белой шерсти полушалок,
Фирмы Мозера часы,
Два атласных одеяла
И спортивные трусы.
Я был тронут до безумья
И подумал, что умру.
Но после долгого раздумья
Всем совет такой даю:
Не влюбляйтесь безоглядно,
Осмотритеся вокруг,
Никому не доверяйте,
А не то исчезнут вдруг:
Тридцать метров крепдешина,
Пудра, крем, одеколон,
Два бидона керосина,
Ленинградский патефон,
Белой шерсти полушалок,
Фирмы Мозера часы,
Два атласных одеяла
И спортивные трусы.
Чемоданчик
На полочке стоял чемоданчик,
На полочке стоял чемоданчик,
На полочке стоял,
На полочке стоял,
На полочке стоял чемоданчик!
— А ну-ка, убери свой чемоданчик,
А ну-ка, убери свой чемоданчик,
А ну-ка, убери,
А ну-ка, убери,
А ну-ка, убери свой чемоданчик!
— А я не уберу чемоданчик,
А я не уберу чемоданчик,
А я не уберу,
А я не уберу,
А я не уберу чемоданчик-
— А я его выброшу в окошко,
А я его выброшу в окошко,
А я его вы-,
А я его бро-,
А я его выброшу в окошко!
Он взял его и выбросил в окошко,
Он взял его и выбросил в окошко,
А он его вы-,
А он его бро-,
Он взял его и выбросил в окошко!
— А это был не мой чемоданчик,
А это был не мой чемоданчик,
А это был не мой,
А это был чужой,
А это моей тещи чемоданчик.
А в нем было свидетельство о браке,
А в нем было свидетельство о браке,
А в нем было свиде-,
А в нем было -тельство,
А в нем было свидетельство о брак!.
Теперь я холостой-неженатый,
Теперь я холостой-неженатый,
Теперь я холостой,
Теперь я холостой,
Теперь я холостой-неженатый!
Жил граф дон Родриго с графиней Эльвирой
Под самою крышей именья родного,
А рядом, в хибаре за ихней хавирой,
Жила одинокая некто Петрова-
Графиня была, словно пташка, невинна,
Не знала ни грязи, ни туфты грошовой.
А граф был свинья и большая скотина
И быстренько спутался с этой Петровой.
Она не жалела ни брошек, ни пудры,
Что день — то другая какая обнова.
А граф все же топал до этой лахудры
И все ей нашептывал: — Ух ты, Петрова!
Однажды с мечом подойдя к кабинету,
Графиня сказала ужасно сурово:
— Герба на тебе, на мучителе, нету!
Отстань ты, паскуда, от этой Петровой!
Но граф был как будто в чаду алкогольном,
Точнее сказать, был под мухой слоновой,
Он шваркнул графиню башкой с антресолей,
А после потопал до этой Петровой.
Графини роскошное, пышное тело
Лежало в пыли на дорожке ковровой,
Шептала она языком онемелым:
— Ну, что же, попомню тебе я, Петрова.
Ее хоронили роскошно и пышно,
Граф пролил слезу на скамейке садовой.
Весь день его не было видно и слышно,
А в ночь он потопал до этой Петровой.
Но в полночь графиня восстала из гроба,
И, с крышкой явившись мореной дубовой,
Она-таки съездила этого жлоба,
А после заехала этой Петровой.
Вот так богачи разлагались и жили.
Теперь уж давно не бывает такого.
Давно похоронены в братской могиле
И граф, и графиня, и эта Петрова.
Улица широкая
Заявились к тетушке
Мы на день рождения
Жареное, пареное,
Разные варения...
Тетушка, как правило,
Каждый год рождается,
Вся родня у тетушки
Выпить собирается.
Припев: Улииа, улица,
Улица широкая,
До чего ж ты, улица,
Стала кривобокая,
Шли сначала рюмочки,
А потом стаканчики,
А потом в глазах моих
Заплясали зайчики.
Я обнял жену свою
За широку талию,
А потом за ножку ваял
Тетушку Наталию.
Припев
А как дядька драться стал,
Замахнулся палкою,
А потом, не помню я,
Мне кто заехал скалкою.
Все здесь завертелось,
Все здесь закружилося,
А потом не помню я,
Что со мной случилося.
Припев
Утром встал я раньше всех,
Морда вся расквашена,
Фонари навешаны,
Рыло стало страшное,
Весь пиджак изодратый,
На нем жир от курицы—
Один туфель на столе,
А другой — на улице.
Припев: Улица, улица,
Улица Московская...
Сто канав, пять тысяч ям
Вот она каковская.
Нашел я чудный кабачок!
Вино там стоит пятачок.
И вот сижу с рюмашкой на окне,
Не плачь, милашка, обо мне!
Будь здорова, дорогая!
Я надолго уезжаю,
И когда вернусь, не знаю,
А пока — прощай!
Прощай и друга не забудь.
Твой друг уходит в дальний путь.
К тебе я постараюсь завернуть
Как-нибудь, как-нибудь когда-нибудь!
Когда солдаты пьют вино,
Подруги ждут их все равно.
Тебе, конечно, грустно, ну и пусть!
Быть может, я еще вернусь.
Так будь здорова, дорогая...
Вернись попробуй, дорогой,
Тебя я встречу кочергой;
Таких пинков в дорогу надаю —
Забудешь песенку свою!
Мол, будь здорова, дорогая...
Наливай, брат, наливай...
Коперник целый век трудился,
Чтоб доказать Земли вращеиье.
Дурак, уж лучше бы напился —
Тогда бы не было сомненья!
Так наливай, брат, наливай
И все до капли выпивай!
Вино, вино-вино-вино,
Оно на радость нам дано!
Исак Ньютон всю жизнь трудился,
Чтоб доказать тел притяженье.
Чудак, зачем он не влюбился?
Тогда бы не было сомненья!
Так наливай, сосед, соседке,
Соседка тоже пьет вино.
Непьющие соседки редки,
Они повывелись давно!
Колумб Америку открыл,
Страну для нас совсем чужую.
Дурак, уж лучше бы открыл
На нашей улице пивную!
Так наливай, брат, наливай
И все до капли выпивай'.
Вино, вино-вино-вино,
Оно на радость нам дано!
В гареме нежится султан, да, султан,
Ему счастливый жребий дан, жребий дан:
Он может девушек любить.
И я б хотел султаном быть.
Но он несчастный человек, человек,
Вина не знает целый век, целый век —
Так повелел ему Коран.
Вот почему я не султан.
А в Риме папе сладко жить, сладко жить:
Вино, как воду, можно пить, можно пить,
Он может утонуть в вине.
Вот если б палой быть и мне!
Но он несчастный человек, человек —
Любви не знает целый век, целый век.
Так повелел ему закон ~
Пускай же папой будет он!
А я различий не терплю, не терплю,
Вино и девушек люблю, да, люблю,
Чтобы все это совместить,
Простым студентом надо быть.
В одной руке держу бокал, да, бокал,
Да так держу, чтоб не упал, не упал,
Другою обнял нежный стан —
Теперь я папа и султан!
Твой поцелуй, душа моя, душа моя,
Султаном делает меня, эх, меня!
Когда же водки я нальюсь,
То папой римским становлюсь!
Раскуси-ка, бабуска
Раскуси-ка, бабушка,
Мне орешек грецкий.
Зубки твои крепкие
Слепят белизной.
А мои остались
В армии советской,
В тайной части энской,
В шахте пусковой.
Расчеши-ка, бабушка,
Мне волосик детский.
Кудри твои белые
Слепят белизной.
А мои остались
В армии советской,
В тайной части энской,
В шахте пусковой.
Ой, заплачу, бабушка,
Ой, напьюсь LСтрелецкой¦ -
Намекают девушки
На мой грех мужской:
Говорят, осталось все
В армии советской,
В тайной части энской,
В шахте пусковой.
Но одна решилася
В этой жизни светской,
Лысому, беззубому
Назвалась женой.
Нет у ней претензии
К армии советской,
Знать не все теряется
В шахте пусковой.
На Бродвее шумном чистил Джон ботинки,
И блестят у негра лишь белки у глаз.
Он влюбился в ножки маленькой блондинки,
Ножки машинистки с фирмы Джеймс ДуглАс.
И в 4 ровно, выйдя из конторы,
Направлялась Мэри к негру каждый день.
И блеснув зубами, брался он за щетки,
Чистил ей ботинки, позабыв про лень.
Но однажды Мэри вышла из конторы,
Только не в 4, а поздней на час.
С ней походкой чинной шел один мужчина -
Сам хозяин фирмы мистер Джеймс ДуглАс.
На глазах у негра выступили слезы,
И, в тумане улица плыла.
Белые ботинки мистера Дугласа
Он намазал черной ваксой, как смола.
На Бродвее шумном глухо грянул выстрел.
Джон сраженный пулей на панель упал.
Он погиб за ножки маленькой блондинки,
Ножки машинистки с фирмы Джеймс Дуглас.
На Бродвее шумном, где играют джазы,
Рок, коктейль, буги-вуги - все для вас!
На столе чечетку отбивают четко
Ножки машинистки с фирмы Джеймс Дуглас!
